Надо нахапать, а дальше трава не расти

05.01.2019

Цены на бензин в 2019 году могут вырасти до 50-55 рублей. Или мы столкнемся с дефицитом горючего. К этому приведет налоговый маневр правительства: повышение НДПИ и отказ от экспортных пошлин на нефть. «Жадность и глупость правительства» — так это трактует нефтегазовый аналитик, партнер консалтинговой компании RusEnergy Михаил Крутихин.

05.01.2019 15:01; Метагазета: https://metagazeta.ru/business/nado-nahapat-a-dalshe-trava-ne-rasti/

Михаил Иванович, в чем смысл налогового маневра и как он повлияет на отношения России с Белоруссией? Он должен сильнее привязать Белоруссию к нам?

— Скорее, он должен не привязать Белоруссию, а наказать. Сейчас на территорию Белоруссии нефть поставляется в больших, чем это необходимо самой стране, количествах. И Белоруссия экспортирует нефть, получая от этого таможенную пошлину. Поскольку сама она России пошлину не платит. Сейчас в России планируют отменить таможенную пошлину вообще. Ее должен заменить налог на добычу полезных ископаемых. То есть ожидается, что ее перестанет получать и белорусская сторона. Минску это, естественно, очень не нравится.

Зачем понадобился этот маневр? Наказание Белоруссии — это ведь наверняка не основная цель, а побочный эффект?

— Это, конечно, побочный эффект. Налоговый маневр давно планировался. Но его откладывали, а однажды даже очень сильно обманули нефтяников. Им сказали: мы вам постепенно увеличим НДПИ, а вывозную пошлину на сырую нефть сократим. Налог действительно увеличили, а пошлину не сократили. Сказали — тяжелое положение, нам нужны дополнительные финансы. То есть это был просто дополнительный налог для нефтяников. Сейчас обещают, что задуманное все-таки доведут до конца. Будет какая-то реформа налоговой системы. Хотя верится в это с трудом. Потому что у нас налоговая система в нефтянке меняется, как посчитали в «Лукойле», за три года — 22 раза.

Ого. Что там так менялось-то?

— То какие-то отдельные льготы меняются, то ставки… Стабильности в отрасли нет никакой. Это, конечно, отпугивает инвесторов, в том числе и иностранных.

Но в чем задача именно нынешнего налогового маневра?

— У нас ведь задача всегда одна: выжать побольше денег.

Это понятно.

— О будущем никто не думает. Чтобы работать на будущее, надо где-то вложить, где-то поступиться нынешними доходами, чтобы в будущем деньги сработали и дали возможность отрасли развиваться и получать прибыль. Этого нет. Нужно как можно больше срубить сейчас, немедленно.

Прижать нефтяников — святое дело, у них и так сверхдоходы. С кого, если не с них, снимать шкурку?

— Все правильно, деньги у нефтяников есть. Если посмотрим на некоторые компании, так они даже открыто бравируют этим. «Сургутнефтегаз» вкладывает в развитие совсем немного, зато накопил на банковских счетах, по разным оценкам, от $30 млрд до $40 млрд. И никуда эти деньги фактически не тратит. Правда, есть подозрение, что это какой-то кошелек неких людей в элите, хотя доказать это совершенно невозможно. Да — нефтяники небедные, они умеют зарабатывать деньги. Но и работать на благотворительность они не хотят.

Такой огромной разницы между доходами в нефтедобывающей отрасли и в других отраслях нет, наверное, больше ни в одной стране, поэтому если уж кого и прижимать повышением налогов, так как раз нефтяников.

— Совершенно верно, обложить еще их можно. Но не таким способом, как это делается сейчас. С нашей нефтяной отраслью есть проблема: ей нужны большие инвестиции, чтобы развиваться. Новые месторождения — это или трудноизвлекаемые запасы, или небольшие какие-то поля, разбросанные по территориям, без доступа к инфраструктуре. То есть они требуют больших вложений. Это — первое. Второе — это как раз то отсутствие стабильности, о котором я сказал, из-за безобразного поведения властей. Оно заставляет нефтяников отказываться от долгосрочных вложений. Предположим, открыли какое-то месторождение, получили на него лицензию. В обычной ситуации для того, чтобы выйти на окупаемость, нужно семь лет, как минимум, а в наших условиях — 15 лет. Нефтяник, который сейчас будет вкладывать деньги в расчете на прибыль через 15 лет — это нефтяник неразумный. Потому что никто не понимает, что будет через 15 лет с отраслью, со страной, нужно ли это будет кому-то. Горизонт планирования у нефтяников — не больше двух-трех лет.

Если они такие, как выяснилось, бедные, почему бы им не урезать так называемые административные расходы? Скажем, Игорь Иванович Сечин мог бы сэкономить на своей зарплате, направив деньги на инвестиции.

— Да, это вопрос к самой большой нефтяной компании страны. Думаю, что само формирование «Роснефти» причинило отрасли больше вреда, чем любые другие действия руководства. Это было укрупнение ради укрупнения. Вполне рентабельные компании, управлявшиеся менеджерами в интересах акционеров, в целях минимизации потерь и укрупнения прибыли, постепенно влились в «Роснефть», страдающую от гигантизма. И, как мы видим, сегодня капитализация всей «Роснефти» сегодня ниже, чем капитализация отдельных ее частей. Это совершенно безобразное отношение к отрасли со стороны компании, которая разрослась непомерно, которая влезла в гигантские долги ради того, чтобы приобретать и приобретать активы, не повышая при этом эффективность влившихся компаний, а, наоборот, сокращая их эффективность. Да, это безобразное поведение руководства, которое, тем не менее, получает за это достаточно большое вознаграждение.

Почему бы, если нужно получить деньги от нефтяников, не заставить «Роснефть» работать эффективно?

— У «Роснефти» особое положение. Посмотрите: все дивиденды, которые вроде бы полагаются Росимуществу, то есть должны поступать в государственный бюджет, поступают почему-то в непонятно как и зачем созданную компанию «Роснефтегаз», якобы на 100% принадлежащую государству. После этого все движения денег в «Роснефтегазе» засекречены специальным решением правительства. Президент несколько раз признавался, что он в курсе, что правительство расходует эти деньги туда, куда он, президент, считает нужным. То ли какую-то закупку турбин финансировали, то ли еще что-то. Это все — нарушение Конституции: у президента нет права распоряжаться федеральной собственностью, этим должно заниматься правительство. А тут получается, что дивиденды «Роснефти» превратились в личный кошелек президента. Из этих денег, государственных, «Роснефть» частично оплатила пресловутую «приватизацию» своих акций. Говорят, что якобы иностранцы купили акции, но на самом деле огромное количество денег как раз пошли из государственной компании. То есть государство как бы само у себя купило. Так что компания на особом положении.

И раз «Роснефть» на особом положении, то увеличить налоги надо всей отрасли? Пострадать должны те, кто не на особом положении?

— Разумеется. В 1995 году у нас государство отвечало за добычу 7,5% нефти. Сейчас из-за непомерного роста «Роснефти» — 63%. И самое парадоксальное, что все это проделано под флагом приватизации. На самом деле, мы видим ползучую деприватизацию.

Может быть, на это есть объективные причины? Во многих нефтедобывающих странах этим занимается государство.

— Почему, вы думаете, у американцев так здорово получилась сланцевая революция?

Вы как-то уже говорили, что у них этим занимается много-много маленьких компаний.

— Совершенно верно! Это одна из главных причин. Мелкие компании готовы на инновации, на технологические риски, на риски финансовые и другие. Они подвижные, активные, готовые работать. У нас таких компаний когда-то тоже было очень много. И сейчас таких практически не осталось. Нет у нас малых и средних компаний в таком количестве, чтобы осваивать остающиеся месторождения. Посмотрите: за последние четверть века — ни одного крупного открытия не сделано. Все, какие были, уже лицензированы и переданы недропользователям. Месторождений, которые можно бурно развивать, нет. Точнее, они мелкие, то есть работать на них должны мелкие операторы. «Роснефть» этим заниматься не будет.

Технологически, юридически это у нас еще возможно — чтобы работали мелкие компании? Или вся система уже выстроена так, что нефтедобычей могут заниматься только гиганты?

— Мой любимый пример — «Иркутская нефтяная компания». На протяжении многих лет развивается, очень хорошо работает. Она понравилась иностранным инвесторам. Ее акционером стал даже Европейский банк реконструкции и развития. Она сформировала совместное предприятие с японцами — и они прекрасно работали, сделали новые открытия, сумели утилизировать газ, который был в нефти. Компания в сторонке от интересов игорей ивановичей и остальных товарищей из центра, поэтому неплохо работает и развивается.

Что ж не захватили-то до сих пор?

— Вот как-то так — не захватили. Она с самого начала заняла нишу, которая тогда никому не была нужна. Кроме того, начальство в Иркутской области по каким-то своим причинам не дало ее захватить.

Когда начали расти цены на бензин, зашел разговор о повышении экспортной пошлины, чтобы компаниям было выгоднее торговать нефтепродуктами внутри страны, а не гнать за рубеж. Правильно ли я понимаю, что после отмены пошлин нас ждет, наоборот, дефицит бензина и новый виток роста цен?

— Разговор был такой: да, мы отменим экспортную пошлину, но мы будем вводить ее на определенные виды нефтепродуктов, чтобы предотвратить дефицит на внутреннем рынке.

Это как?

— Вот покажется им, что дефицит, — начнут вводить пошлины. Это как раз то, о чем я говорю: за три года налоговые правила менялись 22 раза. Теперь они снова говорят: мы и дальше будем их менять.

Постоянно и точечно?

— Да. Теперь они хотят ввести компенсации нефтеперерабатывающим заводам за то, что те пытаются удержать бензин и дизтопливо на АЗС на прежних уровнях, увеличивая налоговую долю государства в цене бензина. Они пытаются ввести за счет госбюджета так называемый демпфирующий налог или демпфирующий акциз, то есть как-то компенсировать нефтяным компаниям убытки. Это опять изменение налоговой системы.

Что надо сделать, чтобы и нефтяные компании были сыты, и бензин так не дорожал?

— Есть прекрасная схема, отработанная в России в трех местах: на Харьягинском месторождении, на «Сахалине-1» и «Сахалине-2». Это защищенные законом проекты, они работают по соглашению о разделе продукции. С самого начало государство оговаривает с инвесторами, сколько оно будет получать налогов на все время действия проекта. Шкала скользящая: до выхода на рентабельность, после выхода на рентабельность. Сначала это было ужасно популярно, появились законы, защищающие подобные проекты. Потом вдруг выяснилось, что это — предательство национальных интересов, что подобные схемы работают только для недоразвитых стран. И вот сейчас мы видим: два проекта, в одном контрольный пакет принадлежит «Газпрому», в другом 20% — «Роснефти». Это значит, что «Газпром» и «Роснефть» активно предают национальные интересы.

Ах вот у нас кто главные нацпредатели!

— Но такая схема в наших условиях — единственный способ обеспечить стабильные налоговые условия во время всей жизни проекта.

Каждый отдельный проект надо брать под государственный «колпак»?

— Необязательно проект. Это может быть группа проектов, может быть — работа инвестора в какой-то зоне. Главное, что государство заранее оговаривает, сколько получит с этого проекта. Это стабильность.

Разве в США государство так защищает каждый из множества мелких проектов? А ведь там цена бензина сопоставима с ценой у нас.

— Посмотрите, какая доля налогов в их цене на бензин. Это колеблется в разных штатах, но в среднем — 19-22%.

А у нас?

— А у нас доля налогов — это 66% цены бензина. То есть тем, кто добывает и перерабатывает нефть, государство оставляет долю все меньше и меньше. И с 1 января опять повышен акциз на топливо плюс повышен НДС. То есть мы и дальше будем видеть рост цен. А если его не произойдет, тогда мы вполне можем увидеть дефицит бензина, перебои в поставках и банкротства независимых компаний, содержащих бензоколонки. У них нет возможности экспортировать продукцию, они работают только на внутреннем рынке, поэтому не могут покрывать убытки за счет снижения экспортной пошлины.

Это умышленно делается для уничтожения мелких компаний? Государство хочет, чтобы остались только вертикально интегрированные?

— Нет, я думаю, что это тоже побочный эффект. Не надо искать никаких заговоров, когда все можно объяснить жадностью и глупостью. Это совершенно неумная жадность правительства. Понизили бы свою долю налогов, поддержали бы низкие цены на топливо. Это такой был бы толчок вперед! Дешевле стали бы перевозки, в том числе — авиационные, активизировался бы автомобильный транспорт. Мог бы настать тот самый прорыв в экономике.

Рывок. Президент хочет не прорыв, а рывок.

— Это какие-то временщики. Как будто надо сейчас нахапать, а дальше хоть трава не расти.

Какого роста цен на бензин надо ждать?

— Если государство будет поступать так же, как сейчас, то, я думаю, 50-55 рублей за литр — это та цена, которую мы увидим. Если повышение цены будет предотвращать дефицит, провалы в снабжении, банкротства компаний.

Это все равно существенно дешевле, чем в Европе.

— Конечно. Я сейчас нахожусь в Норвегии, здесь бензин очень дорогой.

В Норвегии бензин безобразно дорогой, хотя страна нефтедобывающая. Там тоже, наверное, закладывают большую долю налога?

— Да, только здесь высокие налоги изымаются потому, что государство социально ориентированное. Это одна причина. Другая — государство планирует ограничивать использование двигателей внутреннего сгорания, стимулируя электромобили.

Как же это нефтедобывающая страна — и режет ветку, на которой сидит?

— Почему режет? Крупнейшая нефтяная компания Норвегии, которая раньше называлась Statoil, а теперь Equinor, строит огромные планы по сохранению добычи газа на нынешнем уровне и постепенному снижению добычи нефти. Поскольку иссякают морские месторождения. И по развитию альтернативных возобновляемых источников энергии. В Норвегии понимают, что необходимо смотреть вперед. По всем прогнозам пик спроса на нефть будет достигнут где-то в 2035 году, потом спрос будет постепенно снижаться. Не производство, а именно спрос. Поэтому нужно ориентироваться уже на будущее время. Компания BP — British Petroleum неслучайно переименовала себя в BP — Beyond Petroleum: «за пределами нефти», «вне нефти». У всех крупных международных компаний есть программы выхода на альтернативные источники энергии.

А у нас?

— У нас как-то слабовато. У нас бы нахапать сейчас побольше, а дальше — наплевать.

Ирина Тумакова